Происхождение семьи, частной собственности и госуд - Страница 46

...

«за один и тот же проступок полагается либо искупление вины, либо месть, но не то и другое вместе».

Причины, в силу которых жена могла требовать развода, ничего не теряя из своих прав при разделе имущества, были весьма разнообразны: достаточно было дурного запаха изо рта у мужа. Подлежащие выплате вождю племени или королю выкупные деньги за право первой ночи (gobr rnerch, откуда средневековое название marcheta, по-французски – marquette) играют в сборнике законов значительную роль. Женщины пользовались правом голоса в народных собраниях. Добавим к этому, что для Ирландии доказано существование подобных же порядков; что там также совершенно обычными были браки на время и жене при разводе обеспечивались точно установленные большие преимущества, даже возмещение за ее работу по домашнему хозяйству; что там встречалась «первая жена» наряду с другими женами и не делалось никакого различия при дележе наследства между брачными и внебрачными детьми. Таким образом, перед нами картина парного брака, по сравнению с которым существующая в Северной Америке форма брака кажется строгой, но в XI веке это и не удивительно у народа, который еще во времена Цезаря жил в групповом браке.

Существование ирландского рода (sept, племя называлось clainne, клан) подтверждается и описание его дается не только в древних сборниках законов, но и английскими юристами XVII века, которые были присланы в Ирландию для превращения земель кланов в коронные владения английского короля. Земля вплоть до самого этого времени была общей собственностью клана или рода, если только она не была уже превращена вождями в их частные домениальные владения. Когда умирал какой-нибудь член рода и, следовательно, одно из хозяйств переставало существовать, старейшина (caput cognatio-nis, как называли его английские юристы) предпринимал новый передел всей земли между оставшимися хозяйствами. Последний производился, вероятно, в общем по правилам, действующим в Германии. Еще в настоящее время кое-где в деревнях встречаются поля, входящие в так называемую систему rundale, сорок или пятьдесят лет тому назад таких полей было очень много. Крестьяне, индивидуальные арендаторы земли, ранее принадлежавшей всему роду, а затем захваченной английскими завоевателями, вносят каждый арендную плату за свой участок, но соединяют всю пахотную и луговую землю своих участков вместе, делят ее в зависимости от расположения и качества на «коны», как они называются на Мозеле, и предоставляют каждому его долю в каждом коне; болота и выгоны находятся в общем пользовании. Еще пятьдесят лет тому назад время от времени, иногда ежегодно, производились переделы. Межевой план такой деревни, где действует система rundale, выглядит совершенно так же, как план какой-нибудь немецкой подворной общины на Мозеле или в Хохвальде. Род продолжает жить также и в «factions». Ирландские крестьяне часто делятся на партии, которые различаются по совершенно бессмысленным или нелепым на внешний взгляд признакам, абсолютно непонятным для англичан, и как будто не преследуют никакой другой цели, кроме излюбленных в торжественные дни потасовок этих партий между собой. Это – искусственное возрождение уничтоженных родов, заменитель их, появившийся после их гибели, своеобразно свидетельствующий о живучести унаследованного родового инстинкта. Впрочем, в некоторых местностях члены рода еще живут вместе на старой территории; так, еще в тридцатых годах значительное большинство жителей графства Монахан имело всего четыре фамилии, то есть происходило от четырех родов или кланов.

В Шотландии гибель родового строя совпадает с подавлением восстания 1745 года. Остается еще исследовать, какое именно звено этого строя представляет шотландский клан, но что он является таким звеном, не подлежит сомнению. В романах Вальтера Скотта перед нами, как живой, встает этот клан горной Шотландии. Этот клан, – говорит Морган, —

...

«превосходный образец рода по своей организации и по своему духу, разительный пример власти родового быта над членами рода… В их распрях и в их кровной мести, в распределении территории по кланам, в их совместном землепользовании, в верности членов клана вождю и друг другу мы обнаруживаем повсеместно устойчивые черты родового общества. Происхождение считалось в соответствии с отцовским правом, так что дети мужчин оставались в клане, тогда как дети жецщин переходили в кланы своих отцов».

Но что ранее в Шотландии господствовало материнское право, доказывает тот факт, что, по свидетельству Беды, в королевской фамилии пиктов наследование происходило по женской линии. Даже пережиток пуналуальной семьи сохранялся как у уэльсцев, так и у скоттов вплоть до средних веков в виде права первой ночи, которым, если оно не было выкуплено, мог воспользоваться по отношению к каждой невесте вождь клана или король в качестве последнего представителя прежних общих мужей.

Не подлежит сомнению, что германцы вплоть до переселения народов были организованы в роды. Они, по-видимому, заняли территорию между Дунаем, Репном, Вислой и северными морями только за несколько столетий до нашей эры; переселение кимвров и тевтонов было тогда еще в полном разгаре, а свевы прочно осели только во времена Цезаря. О последних Цезарь определенно говорит, что они расселились родами и родственными группами (gentibus cognationibusque), а в устах римлянина из gens Julia это слово gentibus имеет вполне определенное и бесспорное значение. Это относилось ко всем германцам; даже в завоеванных римских провинциях они еще селились, по-видимому, родами. В «Алеманнской правде» подтверждается, что на завоеванной земле к югу от Дуная народ расселился родами (genealogiae); понятие genealogia употреблено здесь совершенно в том же смысле, как позднее община-марка или сельская община. Недавно Ковалевский высказал взгляд, что эти genealogiae представляли собой крупные домашние общины, между которыми была разделена земля и из которых лишь впоследствии развилась сельская община. То же самое может относиться тогда и к fara, выражению, которое у бургундов и лангобардов, – следовательно, у готского и герминонского, или верхненемецкого, племени, – обозначало почти, если не совсем то же самое, что и слово genealogia в «Алеманнской правде». Действительно ли перед нами род или домашняя община – подлежит еще дальнейшему исследованию. Памятники языка оставляют перед нами открытым вопрос относительно того, существовало ли у всех германцев общее выражение для обозначения рода – и какое именно. Этимологически греческому genos, латинскому gens соответствует готское kuni, средневерхненемецкое kunne, и употребляется это слово в том же самом смысле. На времена материнского права указывает то, что слово для обозначения женщины происходит от того же корня: греческое gyne, славянское zena, готское qvino, древнескандинавское kona, kuna. У лангобардов и бургундов мы встречаем, как уже сказано, слово fara, которое Гримм выводит от гипотетического корня fisan – рождать. Я предпочел бы исходить из более очевидного происхождения от faran – ездить, кочевать, возвращаться, как обозначения некоторой определенной части кочующей группы, состоящей, само собой разумеется, только из родственников, – обозначения, которое за время многовековых переселений сначала на восток, а затем на запад постепенно было перенесено на саму родовую общину. – Далее, готское sibja, англосаксонское sib, древневерхненемецкое sippia, sippa – родня. В древнескандинавском языке встречается лишь множественное число sifjar – родственники; в единственном числе – только как имя богини Сиф. – И, наконец, в «Песне о Хильдебранде» попадается еще другое выражение, именно в том месте, где Хильдебранд спрашивает Хадубранда: